Хочу продолжить читать испанских поэтов.Я замучила вас эпиграфами ,но,пожалуй,это почитать стоит.Пусть постоит неделю -потом можно убрать -но будет новое.
Словно твое одеянье,
облака легкий полет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
Твоим дыханием тихим
дышит ночной небосвод,
в каждом горном ущелье
отзвук шагов живет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
С башен и колоколен
медленный звон плывет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
По крышке черного гроба
бьет молоток и бьет,
неотвратим и жаден
могилы уродливый рот.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
[more=КАНТЕ ХОНДО]
КАНТЕ ХОНДО
Притихший, я разматывал устало
клубок раздумий, тягот и унынья,
когда в окно, распахнутое настежь,
из летней ночи, жаркой, как пустыня,
донесся стон дремотного напева -
и, ворожа плакучей кантилене,
разбили струны в сумрачные трели
мелодию родных моих селений.
...Была Любовь, багряная, как пламя...
И нервная рука в ответ руладам
взлетела дрожью вздоха золотого,
который обернулся звездопадом.
...И Смерть была, с косою за плечами...
- Я в детстве представлял ее такою -
скелет, который рыскал по дорогам...
И, гулко вторя смертному покою,
рука на растревоженные струны
упала, словно крышка гробовая.
И сирый плач дохнул подобно ветру,
сметая прах и пепел раздувая.
x x x
Вечер. На балконах дотлевает пламя
гаснущего солнца, скрытого домами.
Чье лицо мелькнуло за стеклом оконным
розовым овалом, смутным и знакомым?
Проступает облик из неверной дымки
то бледней, то ярче, как на старом снимке.
Одиноким эхом будишь запустенье;
все туманней блики, все чернее тени.
О, как тяжко сердцу!.. Это ты?.. Затишье...
никого... дорога... и звезда над крышей.
х х х
Беглянка всегда, и всегда
со мною рядом, вся в черном,
едва скрывая презренье
на бледном лице непокорном.
Не знаю, куда ты уходишь,
где ночью краса твоя с дрожью
постель себе брачную ищет,
какие сны растревожат
тебя и кто же разделит
негостеприимное ложе.
. . . . . . . . . . . . . .
Краса нелюдимая, стой
на этом ночном берегу!
Хочу целовать я горький
цветок твоих горьких губ.
x x x
Мы создаем во сне
над скудной землей печальной
лабиринты, тропинки, сады:
в цветенье, во тьме, в молчанье;
паденье... стремление ввысь...
надежды... воспоминанья...
Невысказанная грусть,
призрачные созданья -
фигурки нашего сна,
склоненные над дорогой;
виденья цветущей земли...
тропинки... далеко... далеко...
x x x
В твоих глазах я вечно вижу тайну,
подруга, спутница моя.
Безмерный свет из черного колчана -
любовь ли, ненависть? - но манит он меня.
Со мной идти - пока с моих сандалий
сухая не осыплется земля.
Ты на моем пути - вода иль жажда? -
неведомая спутница моя.
x x x
Моя любовь? Ты помнишь
тростник, поникший грустно,
засохший, пожелтевший
на дне сухого русла?
А пламя маков красных?
Они цвели, но вскоре
завяли и погасли,
одели крепом поле.
Ты помнишь луч несмелый,
трепещущий и ломкий
в ключе обледенелом,
на ледяной каемке?
x x x
Мне весенняя зорька сказала:
"Я цвела в твоем сердце тревожном.
Был ты молод, а нынче ты бродишь,
не срывая цветов придорожных.
Все ли жив аромат моих лилий
в твоем сердце, как память весны.
Мои розы хранит ли фея,
что алмазами вышила сны?"
Я весенней заре ответил:
"Мои сны - стекло, не алмазы.
Я не знаю, цветет ли сердце,
феи снов я не видел ни разу.
Но настанет весеннее утро,
разобьет мой стеклянный сосуд.
Твои лилии и твои розы
тебе сердце и фея вернут".
x x x
Однажды к нам в пути придет изнеможенье,
и наша жизнь тогда - лишь время ожиданья,
лишь смена жалких поз - ненужное волненье;
ведь с Нею все равно не избежать свиданья.
x x x
То молодость, которая ушла,
в забытое жилище постучится.
Откуда ты вернулась к нам, когда? -
не отзовется давняя жилица.
Как некогда, войдет не отвечая,
откроет окна - утро, тишина,
пахучая прохлада луговая.
На тропке, побелевшей от росы,
вдали чернеют вязы-исполины.
Зеленым дымом дремлющей листвы
занесены широкие вершины.
Покоит полноводная река,
туманная, зеркальные просторы.
На миг мрачит непрошеная тень
свинцово-фиолетовые горы.
x x x
Апрельское небо улыбкой встречало
погожего дня золотое начало.
Луна заходила, сквозя и бледнея,
белесое облачко мчало над нею
и призрачной тенью звезду омрачало.
Когда, улыбаясь, поля розовели,
окно отворил я рассвету апреля,
туману в лощине и зелени сада;
вода засмеялась, дохнула прохлада,
и в комнате жаворонки зазвенели.
Апрель улыбался, и вечером светлым
окно распахнул я в закатное пламя...
Повеяло ветром и розовым цветом,
и дали откликнулись колоколами...
Их ласковый звон замирал на излете,
и полнился вечер дыханьем соцветий.
...Розы весенние, где вы цветете?
Что слышится ветру в рыдающей меди?
Я ждал от вечернего неба ответа;
- Вернется ли счастье? - Улыбка заката
сверкнула прощально; - Дорогою этой
прошло твое счастье. - И замерло где-то:
- Прошло твое счастье. Прошло без возврата.
СОВЕТЫ
I
Любви, что хочет родиться,
быть может, недолго ждать.
Но может ли возвратиться
все то, что ушло, - и когда?
Вчера нам даже не снится.
Вчера - это никогда!
II
Монета в руке испарится,
если ее не хранить.
Монета души испарится,
если ее не дарить.
x x x
Ночью вчера мне снилось
- о блаженство забыться сном, -
живая вода струилась
в сердце моем.
Не иссякая, немолчно,
в сердце струился родник.
Новой жизни источник,
я к тебе еще не приник.
Ночью вчера мне снилось
- о блаженство забыться сном, -
пасека появилась
в сердце моем.
И золотые пчелы
из горьких моих забот,
из памяти невеселой
делали сладкий мед.
Ночью вчера мне снилось
- о блаженство забыться сном, -
горящее сердце светилось
в сердце моем.
Солнце в сердце горело,
и кровь горела во мне,
и светом наполнилось тело,
и я заплакал во сне.
Ночью вчера мне снилось
- о блаженство забыться сном, -
сердце божие билось
в сердце моем.
x x x
Сердце мое, ты уснуло?
Не возвратятся рои
грез моих? Высох колодец,
мысли таивший мои?
Только лишь тьму извлекают
к свету пустые бадьи?
Нет, мое сердце не дремлет,
не погружается в сны,
но неустанно внимает
знакам с другой стороны,
слушает что-то на кромке
этой большой тишины.
х х х
Зимнее солнце
Полуденный парк зимою.
Морозно. Белые тропки.
Горки круты и ровны.
Голы скелеты веток.
В теплице живут деревья:
стоят апельсины в кадках,
и в бочке ярко-зеленой -
пальма.
Кутаясь в плащ потертый,
старик повторяет: "Солнце!
О, как прекрасно солнце!
Солнце!" Играют дети.
Вода источника льется,
струится, плещет и грезит,
лижет, почти немея,
мохом поросший камень.
И ЕСЛИ ТВОЙ ПОЭТ...
...И если твой поэт тебе небезразличен,
живущий в звоне строк, а не в холсте портрета,
ищи в чертах лица и в профиле поэта
мольбы, заклятья горького обличья.
Ищи в глубинах вод сокрытое величье,
набата хриплый звон, взыскующий ответа,
мечтая о любви в час жатвы, в час рассвета,
в дремотный час, от всех иных отличный.
Неистовый творец находок и потерь,
я - рыцарь той любви, что призрачна и мнима;
мой образ очерти уверенно - и мимо
того пройди, чем был и чем кажусь теперь.
И в мудром зеркале, где свет и забытье,
увидишь ты меня - создание свое.
МАЧАДО Антонио [Antonio Machado y Ruiz, 1875—] — один из крупнейших испанских поэтов XX в. Р. в Севилье. Выступив на лит-ое поприще одновременно с так наз. «поколением 98-го года» (см. «Испанская лит-ра»), обычно рассматривается как один из представителей его. В действительности однако М. связан со своим поколением лишь хронологически и отчасти с формальной стороны как продолжатель нововведений Рубен Дарио (см.).
М. проявил себя как лирик-индивидуалист, творивший на основе своего психологического и философского опыта. Эта печать самоуглубленности и созерцательности лежит на всем его творчестве, отличающемся строгостью, законченностью и простотой формы, богатством и выразительной четкостью языка. Начав с окрашенных в меланхолические тона воспоминаний и изображений убогих кастильских пейзажей («Campos de Castilla», 1912), он постепенно приближался к стоической резиньяции, к приятию мира во всех его проявлениях, выражая сострадание и к «ограбленному, и к грабителю, и к птице, растерзанной ястребом, и к кровожадному ястребу». В последние годы М. пишет то скептические, то иронические, то пессимистические афоризмы, пословицы и гномы в стихах. В сотрудничестве со своим братом, поэтом Мануэлем Мачадо (Manuel Machado), Мачадо написал несколько стихотворных драм, шедших на испанской сцене.
44
М. всегда был и остается до сих пор поэтом «для немногих», высоко ценимым в лит-ых кругах за подлинное мастерство, чуждое внешних эффектов и ухищрений; по этой линии шло и его влияние на молодую поэзию. Очень мало популярный среди широких читательских масс, М. — типичный представитель той части мелкобуржуазной интеллигенции, к-рая перед лицом наступающего капитализма стремится уйти в мир самоанализа и в мелкобуржуазном гуманизме пытается найти разрешение противоречий современности.
Библиография: I. Obras completas, Madrid, 1922; Poesias completas (1899—1925), Madrid, 1928.
II. Cansinos-Asens R., La nueva literatura, 2 ed., Madrid, 1925.
III. Cassou J., Littérature espagnole, P., 1929.
Ссыль
http://lib.ru/POEZIQ/MACHADO_A/machado1_1.txt
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
