|
Полсотни журналистов побывали в психиатрической больнице имени доктора Кащенко. Здесь оказались развенчаны едва ли не все обывательские стереотипы о «домах скорби».
Пожалуй, больше всего поразило наличие дверей в палатах. Почти во всех «таких» больницах двери в принципе не предусмотрены: считается, что «контингент» должен быть всегда на виду. Однако доктор врач-психиатр Петр Кащенко — один из самых известных гуманистов XX века, пытался доказать малообразованному обществу, что душевнобольные – такие же люди как все, только чуть-чуть другие. Визит журналистов был приурочен к двум крупным юбилеям: 100-летию самой больницы и 150-летнему юбилею ее основателя.
«Психиатрия до Кащенко была в основном пенитенциарной. Все «лечение» заключалось в разнообразии применяемых к больным ограничительных мер: смирительные рубашки, смирительные камзолы, ледяная вода, вращающиеся кровати… Именно Петр Петрович Кащенко дал начало развитию гуманистических традиций дореволюционной земской психиатрии, преобразованию психиатрических учреждений из закрытых госпиталей с ограничительным, почти тюремным режимом, в больницы с постельным содержанием, максимальным нестеснением, использованием в качестве лечебной меры труда, искусства и отдыха, — рассказал главный врач Городской психиатрической больницы № 1 им. Кащенко Олег Лиманкин. – Кащенко был первым руководителем советской психиатрии, заложив основы ее развития на протяжении нескольких десятилетий».
Психиатрическая Сиворицкая больница появилась в бывшей шикарной усадьбе Апраксиных-Демидовых ровно 100 лет назад. «Скорбный дом» опекала лично императрица Мария Федоровна, выделяя на гуманное содержание пациентов огромные деньги – миллион рублей золотом. Врачи здесь не просто работали – жили, денно и нощно опекая своих подопечных. До настоящего времени эта модель гуманного содержания душевнобольных остается образцовой. В 30-е годы именно здесь был центр ленинградской школы психиатрии, на его базе планировалось создание лучшего в стране научного института. Но война вписала в историю Сиворицкой больницы страницы, ставшие материалами Нюрнбергского процесса…
Из 1500 пациентов, находившихся здесь к началу фашистской оккупации, к 1944 году осталось 6 человек. Фашисты 20 ноября 1941 года одномоментно убили 1000 душевнобольных, сделав им смертельный укол. Главный врач Боброва была повешена, оставшиеся в живых пациенты — уничтожены, после чего все корпуса старинной усадьбы были взорваны и сожжены. Восстановить их удалось только к концу 50-х годов. Потом в течение 20-ти лет больница была лечебницей для хронизированных больных – истинным «домом скорби». В медкартах так и значилось: в Кащенко, на пожизненное поселение…
В Кащенко рушатся все обывательские представления о психиатрической больнице: здесь светло, современно, ярко. Сделан красивый ремонт, пациенты могут в любое время посещать великолепно оборудованные спортзалы и фитнес-центры, заниматься творчеством, петь, лепить, рисовать под руководством опытных педагогов. Персонал может часами взахлеб рассказывать, какие пациенты талантливые, замечательные, благодарные. Ведь известно, что талант – это в своем роде отклонение от нормы. Впрочем, что такое норма, тоже никто не знает.
Практически в любое время пациенты могут гулять в прекрасном парке, окружающем огромный больничный комплекс: он располагается на территории 230 га и включает в себя свыше 100 зданий и сооружений. Есть реабилитационный центр для больных, утративших социальные связи. Всего в больнице проходят лечение 1,5 тыс. человек. И многие не хотят уезжать…
«Мне некуда ехать, — говорит безногий, но вполне крепкий Владимир – пациент реабилитационного центра. – Так случилось, что несколько лет назад заболел. Пока находится в лечебнице, жена провернула аферу с квартирой, и я остался без жилья… Потом бомжевал, отморозил ноги, пришлось ампутировать. Есть взрослая дочь, живет в Швеции, но я с ней не общался лет 20, даже не знаю ее нового имени и адреса…» Владимир делает шикарные работы из дерева. С виду — вполне адекватный, умный человек.
Но больница – не интернат, здесь нельзя находиться пожизненно. «Мы постепенно будем сокращать количество коек. Это невыгодно, но необходимо. Пациенты должны находиться в максимально нестесненных условиях, — рассказывает Олег Лиманкин – Именно такая модель считается на сегодняшний день образцовой — как в нашей стране, так и за рубежом».
Пациентов без их согласия не фотографировать, с расспросами не приставать, в палаты без разрешения не лезть – такой инструктаж получили коллеги перед посещением мужского и женского отделений так называемого первого психотического эпизода. Там проходят лечение самые «острые», первичные больные с тяжелыми психозами.
О диагнозах персонал, конечно, не рассказывает, но некоторые пациенты и сами не прочь поговорить. Журналисты слушают, открыв рты – истории одна другой волшебней. Другие, наоборот, замыкаются, отворачиваются. Персонал едва ли не грудью закрывает «своих» от любопытных камер. Журналисты получили хороший урок этики — видимо, у психиатров наболело. «Общество пока не готово принять людей, которые чем-то отличаются, в обществе слишком высок уровень агрессии и нетерпимости. И особенно часто это проявляется в отношении самых, пожалуй, беззащитных людей – душевнобольных», — говорят медики.
Врачи считают недопустимым употребление пренебрежительно-насмешливых, хамских слов и терминов, популярных среди обывателей в отношении душевнобольных. Они настойчиво призывают журналистов никогда не использовать в своих материалах слова «псих», «психушка», «дурдом», «шизики» и пр. Врачи предпочитают называть свой контингент пациентами, больными или, на худой случай, душевнобольными или психически больными. А лечебное заведение следует называть только психиатрической больницей или ее корректными синонимами.
При этом врачи считают «перебором» американские стандарты, которые в угоду чрезмерной толерантности называют душевнобольных людей «потребителями психиатрической помощи» и даже запрещают произносить в слух такие медицинские диагнозы, как «умственная отсталость». «Сейчас наступает эпоха психосоциальной психиатрии. Люди должны приобретать социальные навыки, учиться жить со своим заболеванием, — говорит Олег Лиманкин. — Опыт стран, попробовавших открыть двери психиатрических больниц, оказался неудачен: сейчас в этих странах в срочном порядке вновь открываются новые койки. Гуманность на словах красива, но, к сожалению, только словами проблема не решается… Вводить наших пациентов в это общество можно будет только тогда, когда само общество будет к этому готово».
«Я никуда не хочу отсюда уезжать, — рассказывает женщина по имени Алла. Она очень любит Пугачеву и мастерски исполняет любимую песню «Миллион алых роз». – Мы здесь поем, танцуем! Я до этого жила в городе, лечилась в других больницах, а в каких условиях жила в родном доме, лучше не вспоминать…». Спев на «бис», Алла вдруг жалобно попросила: «Ну, пожалуйста, оставьте меня здесь! Здесь врачи такие хорошие, и друзья у меня здесь, а не там! Я не хочу к другим людям!»
Аллу долечат и выпишут. Ей надо вернуться в общество, уйти от «своих» — к «другим».
Марина Бойцова
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
